ленивый соворонок
Зима хуже болезни — от нее не выздоровеешь, пока не закончится, разве что уехать куда. Другое, правда, что не к кому и не с кем пока, но, может быть, когда-нибудь?...
Прямо сейчас я живу под солнцем, и мне хорошо.
На окне расцвела золотистая пародия, физика пересдалась (дадада, я не говорила, но у меня по матану наконец стоит 4/4 и была пересдача по устной физике), так что билеты на Мельницу сплавлять никому не придется, и я на нее поеду.
У меня прошли три олимпиады, в двух я призер — не как двухлетней давности подвиг, но тоже ничего.
Искала в магазинах Тарковского — но, увы, только «Благословенный свет», а он у меня еще как есть.
Думала о некоторых вещах — и поняла, что вряд ли скоро поменяю свой плеер. Ему два года всего, но вид у корпуса знатно замученный, конечно — весь в царапинах, есть даже две неслабые на экране, и все равно, все равно. Дело даже не в том, что его, как и предыдущий, я покупала на свои деньги — просто он мне как друг. Я знаю, глупо говорить так о вещах, но я к нему привыкла как не привыкала ни к чему другому. Он и ездит со мной везде, почти все немалое количество перелетов тоже с ним, я потом хоть что-то слышу, и это нереально круто.
Решила под стихи завести новую тетрадь, но в нее что пойдет — не знаю. Стихов двадцать, может, смогу взять в нее, потому что некоторые устарели до такой степени, что смотреть мне тошно. Переделала одно и даже почти довольна.
А еще я куплю себе цветы весной. Правда-правда. Я знаю, что подарить их мне некому, и некому будет, но все же — идти по льдистой корочке подтаявшего снега с чем-то весенним в руках — хоть атласно -упругий цветок тюльпана или тяжелая ветвь сирени, нежный вкус цветов на выдохе, теплый ветер сквозь пальто — я не люблю эти цветы летом, и весной обещаю себе больше не влюбляться в это время года...
Но однажды в аэропорту парень ждал кого-то с букетом шелковых белых тюльпанов. Мы спешили, нам было мимо и некогда, а я стояла и смотрела.
Тюльпаны. Белые.
Белее, чем мутный и грязный снег под окнами, который растаял через две недели.
Прямо сейчас я живу под солнцем, и мне хорошо.
На окне расцвела золотистая пародия, физика пересдалась (дадада, я не говорила, но у меня по матану наконец стоит 4/4 и была пересдача по устной физике), так что билеты на Мельницу сплавлять никому не придется, и я на нее поеду.
У меня прошли три олимпиады, в двух я призер — не как двухлетней давности подвиг, но тоже ничего.
Искала в магазинах Тарковского — но, увы, только «Благословенный свет», а он у меня еще как есть.
Думала о некоторых вещах — и поняла, что вряд ли скоро поменяю свой плеер. Ему два года всего, но вид у корпуса знатно замученный, конечно — весь в царапинах, есть даже две неслабые на экране, и все равно, все равно. Дело даже не в том, что его, как и предыдущий, я покупала на свои деньги — просто он мне как друг. Я знаю, глупо говорить так о вещах, но я к нему привыкла как не привыкала ни к чему другому. Он и ездит со мной везде, почти все немалое количество перелетов тоже с ним, я потом хоть что-то слышу, и это нереально круто.
Решила под стихи завести новую тетрадь, но в нее что пойдет — не знаю. Стихов двадцать, может, смогу взять в нее, потому что некоторые устарели до такой степени, что смотреть мне тошно. Переделала одно и даже почти довольна.
А еще я куплю себе цветы весной. Правда-правда. Я знаю, что подарить их мне некому, и некому будет, но все же — идти по льдистой корочке подтаявшего снега с чем-то весенним в руках — хоть атласно -упругий цветок тюльпана или тяжелая ветвь сирени, нежный вкус цветов на выдохе, теплый ветер сквозь пальто — я не люблю эти цветы летом, и весной обещаю себе больше не влюбляться в это время года...
Но однажды в аэропорту парень ждал кого-то с букетом шелковых белых тюльпанов. Мы спешили, нам было мимо и некогда, а я стояла и смотрела.
Тюльпаны. Белые.
Белее, чем мутный и грязный снег под окнами, который растаял через две недели.